/ Статьи / Взаимоотношения в обществе

ЭТА история любви в моем блокноте всегда была помечена простым заголовком: «Дима + Катя». Пока в какой-то момент я не переправила плюс - на минус. Так больше похоже на правду.

«У МЕНЯ сегодня день рождения! - прислал ранним утром сообщение Дима. - И вот уже который год я мечтаю встретить его с Катей!..»

День рождения у Димы Евдокимова в октябре. А с Катей они могут видеться только в апреле. Вот уже четыре апреля подряд длится эта любовь. Сейчас зима на дворе... И им плохо. Потому что они мечтают прожить эту жизнь вместе.
Я обещала Диме, что расскажу их историю. Историю тех, кто, почти невидимый, проживает в этом огромном мире свою судьбу, заранее обреченную на провал.

«Я глупая, да?»

«Я ОДИН раз в интернате спросила, почему нам нельзя любить друг друга. Мы что, преступление делаем? А они сказали: «Так не положено!» - обветренную, натруженную мужскую руку с большими мослами Катя, как птичка лапку, прижимает к груди патетическим жестом. Но нет, это не поза, это мышечный спазм. И слова ее валятся неразборчивой кашей, с провалами-паузами, так, что знаки препинания я теперь расставляю просто по смыслу, а не по слуху.

Катя, вечная девочка 28 лет, мямлит. Но ошпаривает шекспировскими вопросами.

«А вы не знаете, почему мы не можем быть вместе? Это потому, что я глупая, да?» - она склоняет голову на бочок и смотрит долго, взглядом, ушедшим в себя, пока под Димой ходуном ходит инвалидная коляска: он так много хочет сказать! Но не может.

...Пасха, крашеные яйца. Апрель. Их время. Мы пьем чай в Катиной комнате в «девчачьем крыле». Катя нежно обнимает чайник, чашки, пакетик заварки... Хозяйничает. Ее большие глаза блестят от радости, как будто в них постоянно играет солнечный свет. Дима подкатывает поближе к накрытому столу и что-то пытается мне сказать, но мычит. Катя кивает, тяжело всплескивает руками и начинает медленно, почти по слогам переводить Димины звуки: «Сегодня мы с ним в первый раз завтракаем вместе!»

Первый завтрак - за 4 года. В палате центра реабилитации для инвалидов с ДЦП.
«Пока я спала, Дима приехал из своей палаты и положил мне на подушку подарок на Пасху!» - показывает она на кубик мыла в яркой обертке. И - светится.
У них один диагноз. А жизни разные. И врозь. Только один апрель - их общий.

Нет больше такого времени и места, где их жизни могут пересекаться. У сироты, заложницы системы интернатов «глупенькой» Кати и домашнего мальчика Димы, прикованного к коляске.

Они родились такими на свет. Но доступа к нему им не дали.

Дом в апреле

«КО-РО-ЛЕ-ВА Е-ка-те-ри-на Вя-че-сла-вов-на» - старательно выводит Катя в тетрадке в клеточку, стиснув шариковую ручку, как будто она вот-вот убежит. Дима тянет шею, чтобы заглянуть на страничку, и судорога улыбки переворачивает его лицо. Он видит, что все без ошибок, и от счастья начинает хлопать в ладоши.
В палате не раздается ни звука. Ладони попадают мимо друг друга.

«А еще я могу «Дима» написать!» - говорит Катя, и Дима молча расплывается в улыбке. На его груди неснимаемо болтается на темном шнурке поживший мобильный телефон. Как униформа. Димина возможность «разговаривать», не открывая рта, его шанс быть услышанным. Он шлет мне ликующую эсэмэску: «Это я научил Катю буквам!» Аппарат скачет в его дрожащих руках, как скользкая рыба.
Одна Катя Королева понимает Диму прямо так, на слух. Без всяких телефонов.

Хотя она и не умеет читать эсэмэски. И вообще читает с трудом. Благодаря Диме недавно только узнала, сколько часов и минут показывают стрелки на циферблате. Что такое электричество. Зачем нужны деньги. Что обозначают печати в паспорте и какие бывают названия стран. У нее ДЦП, и в свои 28 она все еще как в первом классе.

У Димы тоже ДЦП. Но он почти что профессор. Он без единой ошибки (только если когда дрогнет рука) зимними вечерами пишет на своем ноутбуке книгу про их с Катей любовь: «Я полюбил Катю с первого взгляда, когда она подняла слетевшую с меня шапку и надела ее мне обратно...» В палате реабилитационного центра, где они познакомились четыре весны назад, он весь апрель учит ее названиям городов, играет в магазин и рассказывает про метро, в котором сам никогда не был, но много читал в Интернете.

И я понятия не имею, как ему это удается.

Учить 28-летнюю девочку, которую никогда никто не учил. Государственную сиротку, которой с детства припечатали в историю болезни: «Умственно отстала. Необучаема». В интернатах Минздравсоцразвития нет даже школ. Что зря возиться... Вроде человек, а на деле лишь единица учета. Биологический материал. И у выросшей Кати - ни знаний, ни профессии, ни собственной жизни, ни права на выбор. Ни даже самого этого выбора - она же не знает, как по-другому бывает на свете. Четыре стены интерната, палата для девочек - и так до конца.

Она хочет быть с Димой. И это единственное, что знает про эту жизнь.

Два беспомощных существа, которым заранее отрезаны все пути. Ее никогда не учили, как жить в этом мире. А он никогда этого не мог.

И только любви ее не надо учить. Ведь в Кате, еще девочкой брошенной государственной системой опеки в ведро с паршивыми яблоками, браком судьбы, - живая душа, большая и сильная, как ее руки. А разумом ее стал Дима. Как она - его светом. Его руками и ногами. И голосом его стала. На целый апрель.

«Дима компьютер любит, - рассказывает она про него, изображая, как пальцы стучат по клавиатуре: для нее ноутбук - гимнастика пальцев. - А я все по дому люблю... Посуду мою, делаю чай, помогаю Диме одеться, по вечерам надеваю ему лангетки на ноги, он встает в ходилку, и мы ходим по коридору. Он очень старается, потому что любит меня».

И так полвесны. Соединенные дугой коридора реабилитационного центра, в разных концах которого находятся их палаты, мальчиковая и девчачья. Почти что дом. Апрельский курс реабилитации - ежегодная путевка в счастье...

Язык дельфинов

А КОГДА он заканчивается, Диму мама увозит домой, в квартиру в подъезде, где нет пандуса, так что большого и взрослого сына она уже до следующей весны не сможет вывезти из дома. Катю забирают в психоневрологический интернат, где она живет с 18 лет. Дима начинает набирать на своем ноутбуке кричащие обращения в общественные организации и просто к людям, а Катя натирает мозоли, ухаживая за лежачими больными. И так до следующего апреля.

Потому что даже на Новый год Катю не отпускают в гости к Диме.

Потому что в интернате думают, что это не любовь. Они же больные, дэцэпешники, этот Евдокимов и Королева. Какая уж тут любовь...

Эти месяцы в разлуке, на разных концах Москвы, мне кажется, они общаются, как дельфины, которые издают никому больше не понятные звуки и слышат друг друга через многие километры густого пространства.

«Мы не можем друг без друга», - просто говорит «глупая» Катя. Мямлит. А я почему-то не знаю, куда деть глаза от такой обжигающей откровенности. Ведь Дима инвалид не тогда, когда не может выговорить мучающие его мысли или когда не может выйти из дома из-за отсутствия дурацкого пандуса. А когда он - минус Катя. Странно, что никто, кроме них самих, этого не замечает...

История Димы и Кати, которых вы никогда не встретите на улице и даже не сможете расспросить об их судьбе, на которой уже изначально поставлено клеймо: «Не суждено» - одна из тысяч, и эти тысячи - не увидеть и не услышать...
В следующем октябре Диме исполнится 34.