Новый корпус - отделение УДКД
13-14 января 1984 года
Старый новый год, по непонятной причине, в нашем отделении никто не праздновал. Возможно, об этом празднике забыли, может быть просто ни у кого не осталось денег, может быть была другая причина, о которой мне не известно. Этот день прошел как и все другие бесконечно длящиеся дни проходящие по обычному графику: завтрак, лфк, обед, ужин, отбой…
В отличие от подросткового отделения никто не устраивал гаданий на горящей газете, пытаясь предсказать по тени на стене, что ждет в будущем году, не устраивали спиритических сеансов вызывая дух Лермонтова (кстати, до сих пор не знаю, почему четвертая палата вызывала именно дух этого поэта, а не Пушкина) не было и обычных гаданий на картах.
Настроение, царящее в нашем отделении, можно было передать как подготовка к тому, что через два дня старшая медсестра перед обходом врачей заставит всех снять с окон снежинки и убрать гирлянды разноцветных кружочков, украшающие палаты, а сестра хозяйка позовет на помощь доктора Вадима и они вместе снимут с елки шарики и холл из праздничного превратится в обычный коридор больницы.
Все ходили грустные и на вопрос, почему такое настроение отвечали – а что вы хотите, сегодня пятница 13 что хорошего можно ждать от этого дня.
Но, как и все дни, пятница тринадцатое подошел к концу. Вечер постепенно перешел в ночь, многие разошлись по палатам и только Гриша, Виталик, Андрей и Ахмед остались в холле. Они сидели с медсестрой Петуховой, рассказывали анекдоты, разные шутки, а чтобы не было проблем с дежурившим в том вечер доктором с первого этажа, которого все звали Пенталгин Иванович (хотя на самом деле его звали Пал Палыч) ребята помогали делать из бинта спиртовки для перевязок.
Время летело незаметно, давно закончился фильм, все анекдоты были рассказаны, а расходится ребятам не хотелось. И тогда Петухова взяла у санитарки Розы книжку (по которой Роза училась в медучилище) и начала читать мальчикам о строении полового члена, о размерах и о многом другом, о чем умалчивалось в учебнике анатомии. И в тот момент, когда она спросила кто согласен пойти с ней в ванную и проверить правду ли пишут в этой книжке все услышали громкий плач, который разносился по всему коридору.
Плач становился все сильнее, и на пост медсестры вбежала вся в слезах Таня. От нее издалека разило водочным перегаром, волосы были растрепаны, а шерстяная кофта застегнута не на ту пуговицу.
Закричав – немедленно расходитесь по палатам, нечего вам тут делать – Таня не обращая внимания, что мальчики никуда не ушли, а просто пересели поближе к окну, начала рассказывать как весело начавшаяся вечеринка закончилась, совсем не так как она думала, когда согласилась пойти в гости к другу приятельницы своей соседки по комнате.
Мы так красиво сидели – рассказывала Таня, вытирая слезы – он так ухаживал за мной, он такие песни пел под гитару, он все время смотрел на меня… Мы играли в бутылочку и целовались, мы целовались, оставшись одни в комнате пока Аня с Димкой пошли на кухню, чтобы принести угощение. А потом… потом…
Что было потом мальчики так и не узнали, потому что Роза попросила их уйти в палату – вы хоть и взрослые ребята – сказала она, но слушать о чем говорят женщины вам еще рано. И не спрашивайте почему! Это женские разговоры и мужчинам нечего слушать!!!
Вернувшись в палату, ребята долго обсуждали между собой, что же все таки случилось с Таней, но решив, что рано или поздно она сама им расскажет, легли спать – до завтрака оставалось всего пять часов.
Прошло несколько дней, Таня не приходила на дежурства, никто не знал, что с ней: кто-то говорил, что она заболела, кто-то рассказывал, что она просила перевести ее работать в другое отделение, были слухи, что она уже работает в старом корпусе в подростках, а вместо нее у нас будет работать другая медсестра.
К радости многих Таня не ушла из УДКД и в один из вечеров она как обычно пришла на работу. Но, что-то изменилось в ней. Она перестала приходить в палату к мальчикам, чтобы рассказать им анекдот, который сама услышала перед тем, как идти на работу, а когда все собирались в холле смотреть телевизор, она больше не разрешала парням садиться рядом с ней.
Все постепенно привыкли к тому, что Таня изменилась. Даже Гриша перестал просить назначить ему анальгин с димидролом, что бы перед отбоем на несколько минут закрыться с Таней в процедурной.
Впрочем, не только Гриша был разочарован изменившейся Таней – Ахмед и Андрей тоже были разочарованы, они уже не могли стучать в двери процедурной, пока Гришка как им казалось занимается с Таней неизвестно чем, они даже просили его однажды показать место укола, но это уже другая история и сегодня я о ней рассказывать не буду.
(Телепатия – это когда тебя телепают на расстоянии...)
ЧАСТЬ 1.
Зачем так плохо думаешь?
У нас в первой была еще одна хохма-присказка - «Плохо подумал!».
Мы возомнили, что когда кто-то что-то уронит или разольет, или ударится больной конечностью в аппарате, то рядом – недоброжелатель!
Вычислялся этот «негодяй» довольно быстро – переглянулись и большинством «голосов» выбрали… И тогда все присутствующие чуть ли не хором заявляли: «Ты плохо подумал про него!». Ну и дальше разборки…
У меня в то время был «полный комплект»: тазовая дуга – коленное кольцо – голеностопное кольцо и дуга на стопе. Формула простая “D = O = O = D”. Так как колено не сгибалось (ну нет его у меня), то на операции мудрить с архитектурой не стали.
Вставать самостоятельно я не мог, вернее не решался. Потому, что вся эта конструкция «играла» на уровне «колена», то есть посредине. И потому я был – полулежачий: ночью лежал, днем меня поднимали.
В тот день у меня было на удивление игривое настроение. Я решил САМ сходить в туалет – разведка боем! Вроде бы даже болей не было… Хотя эту ночь (как и многие предыдущие) я не спал.
Во время тихого часа, когда хождение по отделению затихло, я лихо так подхватил аппарат, и стал слезать с кровати… О чем я тогда думал? Не знаю! Я не подумал, что как обычно в это время моют полы, я не подумал, что могу упасть… Желание встать, было сильнее всех остальных инстинктов. Я напряг все мышцы и начал подниматься.
Лицо Врежа надо было видеть!!!! Я чуть не выпустил из рук аппарат – смешно стало! Зато выпрямился быстро! Встал! Вреж начал грозно, но тихо: «Вовка, е..т..м…! Ты что, ох…?». Кто знаком с Врежем, тот знает его лексикон… А я его уже не слушал. Потянуло меня, ой – потянуло!!!
Первым делом я откатил коляску Врежа по-дальше. Потому, что знал, если он до нее доберется – мне хана! Он мог в одну секунду прыгнуть (когда рядом не было мамы или врачей) с кровати на коляску, а затем дальнейшие события предугадать не трудно. Разгонится и врежется (простите за каламбур) в аппарат. Он это умеет! Вреж начал уже кричать, что позовет сестру, Никандрыча, расскажет все маме ну и т.д.
Поздно! Я уже выходил в коридор! На посту сидела медсестра (кажется ее звали Катя) – брюнетка, маленькая, симпатичная, молодая… Казалось, что она настолько увлечена чтением книги, что ничего не замечает. Но это только так казалось. Как только она услышала первые стуки костылей, которые эхом разнеслись по всему коридору, она подняла голову и удивленно спросила: «Ты куда собрался?». Вряд ли она ожидала увидеть меня без сопровождения… «Я в туалет!» - она посмотрела, что я бодренько (относительно) пересек половину отделения и опять ушла с головой в книгу.
И вот я, в приподнятом настроении (все ведь отлично – вставать уже сам могу, и ходить не тяжело), проходя мимо поста, дернул ее за косу выглядывающую из под сестринской шапочки, приговаривая: «Тук-тук. Все дома?». Это черт меня дернул!!!
Катя нахмурилась, молча поправила шапочку и отвернулась. А я, имитируя бег, «полетел» к туалету (чего там – 2 шага). Не успел я полностью открыть дверь, как мои костыли, а за ними и ноги, разъехались в разные стороны! Я совсем забыл, что вовремя тихого часа моют полы…. А с мокрым линолеумом шутки плохи!
Ну и «загремел под фанфары»!
Боли я не почувствовал, только дуга съехала вперед … И задняя часть дуги уперлась мне в мягкое место. Колется однако!!! – Только это и успел подумать.
Катя кАк подскочит и ко мне…!!! «Как наседка за цыпленком!» - только это в голове. Я говорю: «Ну что же ты так плохо обо мне подумала!».
Это надо видеть!!! Как она запричитала: «Прости, я не со зла… я не хотела…
А зачем ты меня дергал?»
Я хотел ей ответить, потому что мальчики всегда дергают девочек за косички, ты разве не знала? Но…
(продолжение следует...)
Ребята! Всех кого знаю и кого нет, С Новым годом! Счастья, успехов, любви, мат. благ и по возможности здоровья! ( некоторые говорят, что здоровье это самое главное, но сколько здоровых и одновременно несчастных людей я знаю - уууу ) Всем удачи в новом году!
Ответ для ВСЕХ:
Новый год!.. Надежды свет не гаси!
Через будни блеск гирлянд пронеси!
Подскажи, кому где счастье искать!?
Помоги нам лучше чуточку стать!
Холод в душу никому не вдохни!
Научи без лишней жить толкотни?!
Чистым снегом поутру нас встречай!
И улыбнись нам, Новый год, невзначай!?
Снова ночью новогодней зима
Хвойным запахом ворвётся в дома!
И Курантам вновь (в который раз) бить!
И нам – в который раз?! – ВЕРИТЬ и ЖИТЬ!!!
Вот у нас есть Гриша писатель и ещё Володя уверена что ещё кто то пишет но скрывает
Снова возвращаюсь к вопросу о летописи КНИИЭкОТа
Вот мы с Гришей спорим нужно ли это...
Так нужно ли это?
У меня через 25 лет нашлась подружка по КНИИЭКОТу и за столом она стала вспоминать всякие болячки пройденные в КНИИЭКОТе..
После этого моя младшая дочь 17 лет спросила :" Мама а почему ты никогда не вспоминаешь? Я вспоминаю только не болячки и операции
т.п потому что физическая боль она приходит и уходит ..
Вспоминать то надо о другом как дружили как жили месяцами разные по воспитанию по уровню и заботились друг о друге и ещё много много
другого...
А если это всё обработать чуть чуть интересно не только нашим близким дбудет
(Телпатия – это когда тебя телепают на расстоянии)
ЧАСТЬ 2.
Но сам не зная почему, у меня вырвалось – когда ты меня увидела, подумала – если он сейчас дернет меня за косичку, значит я ему нравлюсь…
« А как ты узнал?» - смена ее реакции на происходящее меня развеселило...
Просто — телепатия... сказал я как можно безразличнее. Все мысли в моей голове заняла только одна навязчивая мысль, которая не давала мне покоя — последствия моего «полета»! Не знаю, что меня больше пугало: перемонтаж, который, мог последовать сразу после рентгеновского снимка, дополнительная проводка спиц (не дай Б-г лопнула одна из спиц) или реакция Никандрыча? Его крик пугал меня больше всего. Я думаю, все кто был с ним знаком, помнит, что когда он начинал кричать, остановить его было невозможно. Потом он приходил, извинялся, иной раз даже назначал омнопон, чтобы загладить свою вину, и чтобы о его криках не стало известно Илизарову.
И тут меня разобрало — я давно так не хохотал... Мне вдруг все это представилось со стороны — весь этот «балет на мокром линолеуме» грохот, лязг, Катя, причитающая над «грудой костей и металла»... Это был истерический смех, так, наверное, смеются сумасшедшие... У Кати глаза стали еще больше... «Ты чего?» только и смогла она прошептать. А я ржу — не могу — не могу остановиться. До меня дошло, что дуга накрылась — это раз, через часов пять последует реакция на болевой шок — это два, а в третьих — как я встану??? Как я встану думал я и понимал, что Катя маленькая хрупкая женщина, можно сказать девушка, которую не будь у меня аппарата на всю ногу, я мог поднять как пушинку, помочь мне не сможет…
И тут Катя закричала. Ее крик разбудил, казалось уснувшее наше отделение, и я услышал, именно услышал, как со всех палат шли мне на помощь.
Чьи-то сильные руки подняли меня и словно летя над скользким полом я оказался около окна… Кто меня поднял, я не помню…. В памяти осталось только как я стою облокотившись руками на подоконник, а Катя, вытирая слезы, (будто бы это упала она!) подает мне костыли. Я взял их и посмотрел на дугу, и опять смех разобрал. Дуга переместилась вперед и совсем «неэстетично» выпирает... Я одним ударом — хрясь по дуге — вроде встала на место, почти встала....
У Кати глаза опять из обрит полезли. А я все еще смеюсь — хочу и не могу остановиться, аж задыхаться начал. Потом отдышался... говорю все в порядке — смешно!
Представь, если бы в туалет свалился? Половина меня в туалете, а другая — на улице...
Утром на обходе Никандрыч подошел, нахмурился на меня:
Ну что, допрыгался? Показывай, что там у тебя..
А что у меня?.. Мой тазик всю ночь под собственным весом сползал вниз по спицам (в лежачем положении) к нижнему краю дуги. Ну и показал Никандрычу. Он посмотрел: «Готовьте операционную..». Я теперь понимаю, что это он для меня сказал...
Вот так мне досрочно сняли половину аппарата. Потом уже легче было... И другие хохмы...
Так или не так это было - уже никто не помнит, НО... БЫЛО...
Братья и сестры! Братцы! Если летопись, то, наверное, с меня. Древнее КНИИЭКОТёнка я не видала на всяких форумах.
Итак! 1966 год (господи! большинство из вас ещё не родились!) Илизаровская больница – это ещё часть 2-ой Горбольницы (кто не в курсе – это рядом со старым корпусом). Подросткового отделения ещё нет. Да мне пока и не надо.
Помню об этом времени мало (память наркозами отшиблена). Но илизаровский обход забыть невозможно: это как общий обход, только страшнее (дай бог не соврать, обязательно раз в месяц!). Гений резвился по полной, не было палаты, в которой бы не ревел хоть кто-нибудь – спицу проводить-удалять, перемонтаж и прочие удовольствия – это по-нашему!
Кстати, «Дом отважных трусишек» про нашу палату написан, правда, уже в мою вторую ходку (этап по-нынешнему) 1968-1970. Читать эти сопли на глюкозе (простите за неэстетичность) сначала было обидно, позже – забавно. Когда это было, чтобы по отделению в чехлах ходить? А утренний поход «в умывальню»? куда это мы пёрлись, если в каждой палате раковина? Аллочка Ермолаева (прототип главной героини) была смертельно избалованной, капризной, а как ныла! Так, как у неё, видимо, ни у кого не болело? Впрочем, надо отдать ей должное, именно ей первой поставили аппараты на обе ноги. А я там в образе Вари из Братска, эдакая мать Тереза. Больше всего жалко Веру Слуцкую, которую в образе Гали Сакульской чёрной красочкой перемазали. Но в их взаимной неприязни Вера была всё-таки приличнее, она, в отличие от Аллочки, не стремилась обозвать поядовитее.
А, в общем-то, приятно, что о тебе пишут. Мы тогда звёздами отделения были, даже во всесоюзной радиопередаче засветились (по-моему, «Говорит звёздочка» или типа того, для октябрят что-то. Кто не в курсе, октябрята – это юные ленинцы (от 7 до 10 лет) перед пионерами).
Wlador:
Так или не так это было - уже никто не помнит, НО... БЫЛО...
Володя, продолжай писать! Я знаю, что это нелегко, знаю, что порой теряется мысль... ты ее не ищи - просто пиши следующий обзац, иначе все остановится и потом тема покажется вообще не интересной
Когда врачи, наспех поужинав и оставив на столе в ординаторской тарелки с недоеденной кашей, забыв обо всем на свете, быстрыми шагами удалялись в конец коридора, чтобы не опоздать на развозку, в нашем отделении начиналась вечерняя жизнь.
Все, даже те, кто всего час назад делал лицо умирающего больного, чтобы получить на ночь обезболивающее выходили в холл, шли в зимний сад или просто ходили, друг к другу в гости в другие палаты.
Почти каждый вечер Гриша приходил к нам в палату. Он как и мы любил слушать песни Окуджавы, Галича, Высоцкого и Визбора.
Еще знали, что Гриша любит играть на гитаре и пить горячий чай.
Что может быть зимним вечером лучше горячего чая? Я думаю ничего – поэтому мы и устраивали эти дружеские посиделки с песнями и шутками.
Наши встречи всегда начинались с дружеского поцелуя. Нет, вы только не подумайте, что Гриша целовал нас. Нет, что вы! Мы ему это не разрешали! Сейчас я уже не смогу сказать почему – возможно стеснялись, а может быть боялись той неизвестной волны, которая шла по всему телу и приятного (длящегося всего несколько секунд) головокружения похожего на то, которое было, когда начинал действовать промедол. Если мы такое испытываем, когда целуем мальчиков – думали мы – что же будет, если мальчики будут целовать нас?! И поэтому на все попытки Гриши поцеловать нас в щечку мы ему отвечали – да ты что? Да как ты можешь? Нас еще никто не целовал, ты же знаешь, что мы хорошие девочки… Еще раз попробуешь поцеловать, и мы тебя больше никогда не пригласим…
Получив огромный запас энергии от наших поцелуев и совсем осмелев Гриша брал в руки гитару...
13-14 января 1984 года
Старый новый год, по непонятной причине, в нашем отделении никто не праздновал. Возможно, об этом празднике забыли, может быть просто ни у кого не осталось денег, может быть была другая причина, о которой мне не известно. Этот день прошел как и все другие бесконечно длящиеся дни проходящие по обычному графику: завтрак, лфк, обед, ужин, отбой…
В отличие от подросткового отделения никто не устраивал гаданий на горящей газете, пытаясь предсказать по тени на стене, что ждет в будущем году, не устраивали спиритических сеансов вызывая дух Лермонтова (кстати, до сих пор не знаю, почему четвертая палата вызывала именно дух этого поэта, а не Пушкина) не было и обычных гаданий на картах.
Настроение, царящее в нашем отделении, можно было передать как подготовка к тому, что через два дня старшая медсестра перед обходом врачей заставит всех снять с окон снежинки и убрать гирлянды разноцветных кружочков, украшающие палаты, а сестра хозяйка позовет на помощь доктора Вадима и они вместе снимут с елки шарики и холл из праздничного превратится в обычный коридор больницы.
Все ходили грустные и на вопрос, почему такое настроение отвечали – а что вы хотите, сегодня пятница 13 что хорошего можно ждать от этого дня.
Но, как и все дни, пятница тринадцатое подошел к концу. Вечер постепенно перешел в ночь, многие разошлись по палатам и только Гриша, Виталик, Андрей и Ахмед остались в холле. Они сидели с медсестрой Петуховой, рассказывали анекдоты, разные шутки, а чтобы не было проблем с дежурившим в том вечер доктором с первого этажа, которого все звали Пенталгин Иванович (хотя на самом деле его звали Пал Палыч) ребята помогали делать из бинта спиртовки для перевязок.
Время летело незаметно, давно закончился фильм, все анекдоты были рассказаны, а расходится ребятам не хотелось. И тогда Петухова взяла у санитарки Розы книжку (по которой Роза училась в медучилище) и начала читать мальчикам о строении полового члена, о размерах и о многом другом, о чем умалчивалось в учебнике анатомии. И в тот момент, когда она спросила кто согласен пойти с ней в ванную и проверить правду ли пишут в этой книжке все услышали громкий плач, который разносился по всему коридору.
Окончание следует
14 января 1984 года (примерно 2-4 ночи)
Плач становился все сильнее, и на пост медсестры вбежала вся в слезах Таня. От нее издалека разило водочным перегаром, волосы были растрепаны, а шерстяная кофта застегнута не на ту пуговицу.
Закричав – немедленно расходитесь по палатам, нечего вам тут делать – Таня не обращая внимания, что мальчики никуда не ушли, а просто пересели поближе к окну, начала рассказывать как весело начавшаяся вечеринка закончилась, совсем не так как она думала, когда согласилась пойти в гости к другу приятельницы своей соседки по комнате.
Мы так красиво сидели – рассказывала Таня, вытирая слезы – он так ухаживал за мной, он такие песни пел под гитару, он все время смотрел на меня… Мы играли в бутылочку и целовались, мы целовались, оставшись одни в комнате пока Аня с Димкой пошли на кухню, чтобы принести угощение. А потом… потом…
Что было потом мальчики так и не узнали, потому что Роза попросила их уйти в палату – вы хоть и взрослые ребята – сказала она, но слушать о чем говорят женщины вам еще рано. И не спрашивайте почему! Это женские разговоры и мужчинам нечего слушать!!!
Вернувшись в палату, ребята долго обсуждали между собой, что же все таки случилось с Таней, но решив, что рано или поздно она сама им расскажет, легли спать – до завтрака оставалось всего пять часов.
Прошло несколько дней, Таня не приходила на дежурства, никто не знал, что с ней: кто-то говорил, что она заболела, кто-то рассказывал, что она просила перевести ее работать в другое отделение, были слухи, что она уже работает в старом корпусе в подростках, а вместо нее у нас будет работать другая медсестра.
К радости многих Таня не ушла из УДКД и в один из вечеров она как обычно пришла на работу. Но, что-то изменилось в ней. Она перестала приходить в палату к мальчикам, чтобы рассказать им анекдот, который сама услышала перед тем, как идти на работу, а когда все собирались в холле смотреть телевизор, она больше не разрешала парням садиться рядом с ней.
Все постепенно привыкли к тому, что Таня изменилась. Даже Гриша перестал просить назначить ему анальгин с димидролом, что бы перед отбоем на несколько минут закрыться с Таней в процедурной.
Впрочем, не только Гриша был разочарован изменившейся Таней – Ахмед и Андрей тоже были разочарованы, они уже не могли стучать в двери процедурной, пока Гришка как им казалось занимается с Таней неизвестно чем, они даже просили его однажды показать место укола, но это уже другая история и сегодня я о ней рассказывать не буду.
В отделении РРВ работала медсестра Зоя Белоусова. Я её прекрасно помню. У нее брат лечился в КНИИЭКОТе, не помню в каком отделении.
ЧАСТЬ 1.
Зачем так плохо думаешь?
У нас в первой была еще одна хохма-присказка - «Плохо подумал!».
Мы возомнили, что когда кто-то что-то уронит или разольет, или ударится больной конечностью в аппарате, то рядом – недоброжелатель!
Вычислялся этот «негодяй» довольно быстро – переглянулись и большинством «голосов» выбрали… И тогда все присутствующие чуть ли не хором заявляли: «Ты плохо подумал про него!». Ну и дальше разборки…
У меня в то время был «полный комплект»: тазовая дуга – коленное кольцо – голеностопное кольцо и дуга на стопе. Формула простая “D = O = O = D”. Так как колено не сгибалось (ну нет его у меня), то на операции мудрить с архитектурой не стали.
Вставать самостоятельно я не мог, вернее не решался. Потому, что вся эта конструкция «играла» на уровне «колена», то есть посредине. И потому я был – полулежачий: ночью лежал, днем меня поднимали.
В тот день у меня было на удивление игривое настроение. Я решил САМ сходить в туалет – разведка боем! Вроде бы даже болей не было… Хотя эту ночь (как и многие предыдущие) я не спал.
Во время тихого часа, когда хождение по отделению затихло, я лихо так подхватил аппарат, и стал слезать с кровати… О чем я тогда думал? Не знаю! Я не подумал, что как обычно в это время моют полы, я не подумал, что могу упасть… Желание встать, было сильнее всех остальных инстинктов. Я напряг все мышцы и начал подниматься.
Лицо Врежа надо было видеть!!!! Я чуть не выпустил из рук аппарат – смешно стало! Зато выпрямился быстро! Встал! Вреж начал грозно, но тихо: «Вовка, е..т..м…! Ты что, ох…?». Кто знаком с Врежем, тот знает его лексикон… А я его уже не слушал. Потянуло меня, ой – потянуло!!!
Первым делом я откатил коляску Врежа по-дальше. Потому, что знал, если он до нее доберется – мне хана! Он мог в одну секунду прыгнуть (когда рядом не было мамы или врачей) с кровати на коляску, а затем дальнейшие события предугадать не трудно. Разгонится и врежется (простите за каламбур) в аппарат. Он это умеет! Вреж начал уже кричать, что позовет сестру, Никандрыча, расскажет все маме ну и т.д.
Поздно! Я уже выходил в коридор! На посту сидела медсестра (кажется ее звали Катя) – брюнетка, маленькая, симпатичная, молодая… Казалось, что она настолько увлечена чтением книги, что ничего не замечает. Но это только так казалось. Как только она услышала первые стуки костылей, которые эхом разнеслись по всему коридору, она подняла голову и удивленно спросила: «Ты куда собрался?». Вряд ли она ожидала увидеть меня без сопровождения… «Я в туалет!» - она посмотрела, что я бодренько (относительно) пересек половину отделения и опять ушла с головой в книгу.
И вот я, в приподнятом настроении (все ведь отлично – вставать уже сам могу, и ходить не тяжело), проходя мимо поста, дернул ее за косу выглядывающую из под сестринской шапочки, приговаривая: «Тук-тук. Все дома?». Это черт меня дернул!!!
Катя нахмурилась, молча поправила шапочку и отвернулась. А я, имитируя бег, «полетел» к туалету (чего там – 2 шага). Не успел я полностью открыть дверь, как мои костыли, а за ними и ноги, разъехались в разные стороны! Я совсем забыл, что вовремя тихого часа моют полы…. А с мокрым линолеумом шутки плохи!
Ну и «загремел под фанфары»!
Боли я не почувствовал, только дуга съехала вперед … И задняя часть дуги уперлась мне в мягкое место. Колется однако!!! – Только это и успел подумать.
Катя кАк подскочит и ко мне…!!! «Как наседка за цыпленком!» - только это в голове. Я говорю: «Ну что же ты так плохо обо мне подумала!».
Это надо видеть!!! Как она запричитала: «Прости, я не со зла… я не хотела…
А зачем ты меня дергал?»
Я хотел ей ответить, потому что мальчики всегда дергают девочек за косички, ты разве не знала? Но…
(продолжение следует...)
Новый год!.. Надежды свет не гаси!
Через будни блеск гирлянд пронеси!
Подскажи, кому где счастье искать!?
Помоги нам лучше чуточку стать!
Холод в душу никому не вдохни!
Научи без лишней жить толкотни?!
Чистым снегом поутру нас встречай!
И улыбнись нам, Новый год, невзначай!?
Снова ночью новогодней зима
Хвойным запахом ворвётся в дома!
И Курантам вновь (в который раз) бить!
И нам – в который раз?! – ВЕРИТЬ и ЖИТЬ!!!
Ее брат Сергей лежал со мной в одной палате. А еще у Зои была подруга, они всегда "в ночную" смену дежурили вместе - но вот имя ее забыл
Володя, браво! Ждем продолжения!!!
Снова возвращаюсь к вопросу о летописи КНИИЭкОТа
Вот мы с Гришей спорим нужно ли это...
Так нужно ли это?
У меня через 25 лет нашлась подружка по КНИИЭКОТу и за столом она стала вспоминать всякие болячки пройденные в КНИИЭКОТе..
После этого моя младшая дочь 17 лет спросила :" Мама а почему ты никогда не вспоминаешь? Я вспоминаю только не болячки и операции
т.п потому что физическая боль она приходит и уходит ..
Вспоминать то надо о другом как дружили как жили месяцами разные по воспитанию по уровню и заботились друг о друге и ещё много много
другого...
А если это всё обработать чуть чуть интересно не только нашим близким дбудет
ЧАСТЬ 2.
Но сам не зная почему, у меня вырвалось – когда ты меня увидела, подумала – если он сейчас дернет меня за косичку, значит я ему нравлюсь…
« А как ты узнал?» - смена ее реакции на происходящее меня развеселило...
Просто — телепатия... сказал я как можно безразличнее. Все мысли в моей голове заняла только одна навязчивая мысль, которая не давала мне покоя — последствия моего «полета»! Не знаю, что меня больше пугало: перемонтаж, который, мог последовать сразу после рентгеновского снимка, дополнительная проводка спиц (не дай Б-г лопнула одна из спиц) или реакция Никандрыча? Его крик пугал меня больше всего. Я думаю, все кто был с ним знаком, помнит, что когда он начинал кричать, остановить его было невозможно. Потом он приходил, извинялся, иной раз даже назначал омнопон, чтобы загладить свою вину, и чтобы о его криках не стало известно Илизарову.
И тут меня разобрало — я давно так не хохотал... Мне вдруг все это представилось со стороны — весь этот «балет на мокром линолеуме» грохот, лязг, Катя, причитающая над «грудой костей и металла»... Это был истерический смех, так, наверное, смеются сумасшедшие... У Кати глаза стали еще больше... «Ты чего?» только и смогла она прошептать. А я ржу — не могу — не могу остановиться. До меня дошло, что дуга накрылась — это раз, через часов пять последует реакция на болевой шок — это два, а в третьих — как я встану??? Как я встану думал я и понимал, что Катя маленькая хрупкая женщина, можно сказать девушка, которую не будь у меня аппарата на всю ногу, я мог поднять как пушинку, помочь мне не сможет…
И тут Катя закричала. Ее крик разбудил, казалось уснувшее наше отделение, и я услышал, именно услышал, как со всех палат шли мне на помощь.
Чьи-то сильные руки подняли меня и словно летя над скользким полом я оказался около окна… Кто меня поднял, я не помню…. В памяти осталось только как я стою облокотившись руками на подоконник, а Катя, вытирая слезы, (будто бы это упала она!) подает мне костыли. Я взял их и посмотрел на дугу, и опять смех разобрал. Дуга переместилась вперед и совсем «неэстетично» выпирает... Я одним ударом — хрясь по дуге — вроде встала на место, почти встала....
У Кати глаза опять из обрит полезли. А я все еще смеюсь — хочу и не могу остановиться, аж задыхаться начал. Потом отдышался... говорю все в порядке — смешно!
Представь, если бы в туалет свалился? Половина меня в туалете, а другая — на улице...
Утром на обходе Никандрыч подошел, нахмурился на меня:
Ну что, допрыгался? Показывай, что там у тебя..
А что у меня?.. Мой тазик всю ночь под собственным весом сползал вниз по спицам (в лежачем положении) к нижнему краю дуги. Ну и показал Никандрычу. Он посмотрел: «Готовьте операционную..». Я теперь понимаю, что это он для меня сказал...
Вот так мне досрочно сняли половину аппарата. Потом уже легче было... И другие хохмы...
Так или не так это было - уже никто не помнит, НО... БЫЛО...
Итак! 1966 год (господи! большинство из вас ещё не родились!) Илизаровская больница – это ещё часть 2-ой Горбольницы (кто не в курсе – это рядом со старым корпусом). Подросткового отделения ещё нет. Да мне пока и не надо.
Помню об этом времени мало (память наркозами отшиблена). Но илизаровский обход забыть невозможно: это как общий обход, только страшнее (дай бог не соврать, обязательно раз в месяц!). Гений резвился по полной, не было палаты, в которой бы не ревел хоть кто-нибудь – спицу проводить-удалять, перемонтаж и прочие удовольствия – это по-нашему!
Кстати, «Дом отважных трусишек» про нашу палату написан, правда, уже в мою вторую ходку (этап по-нынешнему) 1968-1970. Читать эти сопли на глюкозе (простите за неэстетичность) сначала было обидно, позже – забавно. Когда это было, чтобы по отделению в чехлах ходить? А утренний поход «в умывальню»? куда это мы пёрлись, если в каждой палате раковина? Аллочка Ермолаева (прототип главной героини) была смертельно избалованной, капризной, а как ныла! Так, как у неё, видимо, ни у кого не болело? Впрочем, надо отдать ей должное, именно ей первой поставили аппараты на обе ноги. А я там в образе Вари из Братска, эдакая мать Тереза. Больше всего жалко Веру Слуцкую, которую в образе Гали Сакульской чёрной красочкой перемазали. Но в их взаимной неприязни Вера была всё-таки приличнее, она, в отличие от Аллочки, не стремилась обозвать поядовитее.
А, в общем-то, приятно, что о тебе пишут. Мы тогда звёздами отделения были, даже во всесоюзной радиопередаче засветились (по-моему, «Говорит звёздочка» или типа того, для октябрят что-то. Кто не в курсе, октябрята – это юные ленинцы (от 7 до 10 лет) перед пионерами).
В лицо вспомнил...
Спасибо Грише! За редакцию!
Богдана, мы с Микой когда-то очень активно общались, переписывались. У вас сейчас нет с ней связи?
зарегистрируйтесь или войдите
Спасибо!
Володя, продолжай писать! Я знаю, что это нелегко, знаю, что порой теряется мысль... ты ее не ищи - просто пиши следующий обзац, иначе все остановится и потом тема покажется вообще не интересной
1986 год
Когда врачи, наспех поужинав и оставив на столе в ординаторской тарелки с недоеденной кашей, забыв обо всем на свете, быстрыми шагами удалялись в конец коридора, чтобы не опоздать на развозку, в нашем отделении начиналась вечерняя жизнь.
Все, даже те, кто всего час назад делал лицо умирающего больного, чтобы получить на ночь обезболивающее выходили в холл, шли в зимний сад или просто ходили, друг к другу в гости в другие палаты.
Почти каждый вечер Гриша приходил к нам в палату. Он как и мы любил слушать песни Окуджавы, Галича, Высоцкого и Визбора.
Еще знали, что Гриша любит играть на гитаре и пить горячий чай.
Что может быть зимним вечером лучше горячего чая? Я думаю ничего – поэтому мы и устраивали эти дружеские посиделки с песнями и шутками.
Наши встречи всегда начинались с дружеского поцелуя. Нет, вы только не подумайте, что Гриша целовал нас. Нет, что вы! Мы ему это не разрешали! Сейчас я уже не смогу сказать почему – возможно стеснялись, а может быть боялись той неизвестной волны, которая шла по всему телу и приятного (длящегося всего несколько секунд) головокружения похожего на то, которое было, когда начинал действовать промедол. Если мы такое испытываем, когда целуем мальчиков – думали мы – что же будет, если мальчики будут целовать нас?! И поэтому на все попытки Гриши поцеловать нас в щечку мы ему отвечали – да ты что? Да как ты можешь? Нас еще никто не целовал, ты же знаешь, что мы хорошие девочки… Еще раз попробуешь поцеловать, и мы тебя больше никогда не пригласим…
Получив огромный запас энергии от наших поцелуев и совсем осмелев Гриша брал в руки гитару...
окончание следует